— Бабуля, ты спишь?
— Нет, Кристина, входи, — сказала она.
— Я не Кристина, я Анни. Угадай, кого я привела с собой? Твоего пасынка, Юрия!
Я вкатила кресло Юрия в комнату.
— Тьфу, — сказала бабушка. — Как ты постарел! И потолстел!
Я была рада ускользнуть из комнаты.
Микки Баланчин стоял в коридоре рядом с комнатой бабушки.
— Возможно, ты не помнишь меня, но я твой двоюродный брат, — представился он.
— А кто не мой двоюродный брат? — пошутила я.
— Верно. Каждый раз, когда я встречаю симпатичную девушку, я должен проверить, не родственница ли она мне, — сказал он. Микки Баланчин был невысок ростом, всего на пару сантиметров выше меня. У него были светлые волосы, настолько светлые, что казались почти белыми, и такая же белая кожа, за исключением веснушек на переносице и скулах. Он был одет полностью в черное, что резко контрастировало с кожей и волосами. Его костюм был очень хорошо пошит и даже выглядел новым. Не могу сказать с полной уверенностью, но похоже, что его туфли были на небольших каблуках, которые делали его выше ростом.
— Я давно хотел встретиться с тобой, — сказал Микки. — С тех пор, как ты выросла, я имею в виду. Когда я был подростком, я обычно выполнял разные поручения для твоего отца и часто бывал в этой квартире. Я даже видел тебя голой, малышка.
Он указал на дверь в ванную.
— В этой комнате. Твоя мама тебя купала, а я случайно вошел.
Не совсем то, о чем я хотела бы знать.
— Итак, о чем вы со стариком говорили? — продолжал он.
«Ни о чем, — подумала я, — это не твое дело».
— Думаю, если он захочет, чтобы ты знал, он сам тебе расскажет, — сказала я вслух.
И в этот момент в коридоре появился Джекс.
— Что тут происходит? — спросил он.
— Всего-навсего беседую с моей кузиной, — ответил Микки.
— Она и моя кузина тоже.
— Быть может.
— Что это значит? Что ты пытаешься сказать, Михаил? Что я ублюдок? — Его глаза сверкали, и, клянусь, я могла ощутить прущий из него тестостерон. Он сделал движение, словно хотел ударить Микки, но тот не шелохнулся. Для нас обоих стало ясно, что у Джекса не было характера.
— Ну, Джеки, расслабься, — сказал Микки. — Ты ставишь себя в неловкое положение перед моей кузиной.
— Анни, можно с тобой поговорить? — спросил Джекс.
— Говори, — ответила я.
— Наедине, — уточнил он.
— Похоже, сегодня никто не хочет общаться в моем присутствии, — прокомментировал Микки.
Я проигнорировала его слова. Я никогда не реагировала на такую ребячливость, кроме того, мне тоже нужно было кое-что сказать Джексу.
— Пойдем на балкон, — сказала я.
Путь на балкон вел через столовую.
Из нее можно было видеть Центральный парк и даже небольшой кусочек «Маленького Египта». Должно быть, когда-то отсюда открывался прекрасный вид.
Мой кузен сразу приступил к делу:
— Послушай, Аня, мне очень жаль, что так получилось с шоколадом. Я не подозревал, что он был с начинкой. Я правда думал, что сделаю Галине приятное, принеся его сюда.
— Я ценю, что ты это сказал. Потому что с моей точки зрения ситуация выглядит так: ты принес шоколад как можно раньше, чтобы удостовериться, что вся моя семья умрет.
— Нет! Я не получу никакой выгоды от смерти любого из вас! Что это принесло бы мне?
— Не знаю, Джекс. Но так это выглядит с моей точки зрения.
Джекс запустил пальцы в волосы.
— Возможно, ты знаешь и без меня, что мое положение в организации довольно низкое. Никто мне ничего не говорит. Я знал о том, что шоколад был отравлен, не более тебя. Ты должна мне поверить!
— Почему тебя волнует, верю я тебе или нет?
Он понизил голос:
— В семье кое-что меняется. Паника с шоколадом — только начало. Кажется — и я не говорю, что я с этим согласен, — кажется, Юрий слабеет. Думаю, отравление было шагом со стороны конкурирующей Семьи.
— Например?
Он пожал плечами.
— Я могу только предполагать, но, думаю, это могли бы быть мексиканцы или бразильцы. Да даже французы или японцы — любой из крупных игроков на черном рынке, связанный с шоколадным бизнесом. У меня нет достаточной информации для того, чтобы говорить более конкретно. Но дело в том, что ты могла бы затаить на меня злость. Ты не стала, не знаю почему, но я ценю это. И я хочу, чтобы ты знала, что я никогда бы не причинил вреда ни тебе, ни твоим родственникам.
— Спасибо, — сказала я. По правде говоря, я верила, что Джекс не пытался отравить нас, но только потому, что он был слишком слаб, чтобы организовать такую крупную операцию (или даже чтобы его проинформировали о ней). И потом, я хотела уйти от всего этого как можно дальше, и чем меньше я слышала о родственниках, тем лучше.
— Так мы друзья? — спросил Джекс, протягивая мне руку. Я пожала ее только потому, что не сделать этого было бы очень невежливо. Джекс не был моим другом. Конечно, от моего внимания не ускользнуло, как мало он сделал для меня во время моих трудностей с законом. Такое поведение, конечно, я бы не назвала дружеским.
После того как мои родственники ушли, я стала делать домашнее задание. Незаметно наступил вечер. Около девяти часов прозвенел телефонный звонок, и Нетти постучала ко мне в дверь.
— Это Вин, — сказала она.
— Скажи, что я сплю.
— Но ты не спишь! И вчера он тоже звонил.
Я встала из-за стола и выключила свет.
— Я сплю, Нетти. Вот видишь.
— Я люблю тебя, Анни, но сейчас я не одобряю твое поведение, — сказала она. Я слышала, как она возвращается в кухню. Я едва могла разобрать, как моя маленькая сестричка лжет ради меня.
Я легла на кровать и натянула одеяло до подбородка. В ночном воздухе пахло осенью.
Я знала, что ничего из того, что говорил Чарльз Делакруа, не имело значения. И в то же время имело.
Папа всегда говорил, что выбор того, что заведомо принесет плохой результат, — выбор дурака, то есть не выбор вообще. И мне нравилось думать, что папа вырастил не дуру.
XI
Я рассказываю Скарлет, что такое «трагедия»
В школе со мной обращались очень бережно и деликатно. Так как с меня были сняты все подозрения в деле отравления Гейбла Арсли, в администрации боялись, что не оказали мне должной поддержки — начать хотя бы с того, что позволили копам допросить меня без присутствия опекуна или адвоката. Думаю, они беспокоились, не подам ли я на них в суд или, хуже того, не начну ли распространять слухи, которые разрушат безупречную репутацию лучшей частной школы Манхэттена. Учителя постоянно повторяли, что я могу не торопиться, догоняя класс, и в целом мое возвращение к учебе прошло легче, чем я опасалась.
Вин уже был на уроке криминалистики, когда я вошла в класс. Он не упомянул, что дважды звонил мне или что я встречалась с его отцом (если Чарльз Делакруа вообще соизволил поговорить с ним об этом). Вот единственное, что он сказал по поводу моего отсутствия:
— Мне пришлось сдать зубы на рассмотрение без тебя.
— И как? — спросила я.
— Хорошо. Мы получили «А» с минусом.
Такая оценка считалась очень хорошей. Доктор Лау была требовательной — справедливой, но требовательной.
— Неплохо, — заметила я.
— Аня… — начал было Вин, но в этот момент доктор Лау принялась объяснять тему. В любом случае я была не в настроении вести с Вином бессмысленные светские беседы.
Мне предоставили месячную отсрочку от фехтования, что было очень кстати: даже изображать позиции было для меня слишком трудно. Также школа предоставила отсрочку Скарлет, чтобы она могла составить мне компанию, — еще одно доказательство раскаяния администрации.
Скарлет использовала образовавшееся время, чтобы подготовиться к приближающемуся прослушиванию «Макбета».
— Ты же все читала вместе со мной. Почему бы тебе тоже не попробовать? — спросила Скарлет. — Ты бы могла стать леди Макдуф, или Гекатой, или…
